Дитя, еще более исхудавшее за эти немногие дни, проведенные в больничной палате пансионата, лежало, обессилев после очередного приступа кровохаркания, на казенной постели, глядя перед собою огромными своими глазами, роняющими тусклый перламутровый отблеск, словно мертвая рыба в лучах закатного солнца.
Луиза, по угасающей своей бледности подобная полотну одела,  на котором лежали ее тоненькие хрупкие ручки, была смертельно больна, и знала это. Но в душе ее не было сопротивления. Не было воли к жизни. Ослабленная и сломленная болезнью, не зная, для чего все еще продолжает существовать ее бренное тело, девочка с почти животной покорностью предавалась воле пресловутой фортуны.
Юная фон Ауэрсвальд со смутной тоскою вспоминала отрывочные фрагменты любви, внесенные в ее жизнь приемным отцом, постыдные и притягивающие одновременно. Пережитое представлялось ей теперь неким причудливым сном, столь грубо оборванным, что она осталась подвластна ему, неосознанно жаждая той же силы и нежности по отношению к себе.
Было лишь два препятствия на пути к тому. Первое - краткий срок отпущенной фройляйн еще жизни. Второе - ее невосприимчивость теперь к мужскому обаянию, каково бы оно ни было. Ее отторгал стыд и страх запятнать потерянный образ отца. Пусть горе и не было глубоко, но в детском сознании Луизы глубоко отпечаталась его любовь, пускай страстная до похоти. Это стало для девочки своеобразным табу на какое-либо влечение к мужчинам, будь оно платоническим или же плотским. Маленькая Луи не знала, любит ли она женщин, ибо никогда в своей короткой жизни не испытывала чувств к ним.
И знало ли это дитя вообще что-нибудь?.. О, едва ли… Об этом думала сейчас и сама Луиза. Не обманывают ли ее присущие каждому пять чувств?.. Истинен ли мир, кажущийся реальным?.. Не погаснет ли он в момент угасания ее собственного сознания, подобно мимолетному видению?.. Ведь ничто не вечно, даже источник иллюзий.
Фон Ауэрсвальд лежала недвижимо, опустив веки, и из-под длинных светлых ресниц ее скатывались на голубые тени под глазами и прозрачную белизну впалых щек крупные слезы.

Между тем как Луиза была погружена в печальную прострацию, закономерно чередующуюся с вспышками болезни, лежащая на соседней постели девушка, удлиненная и тонкая, металась в лихорадке, шепча в бреду нечто невнятное. Восковая бледность ее влажного от холодного пота лица настораживала Луизу, порой возвращающуюся к действительности лишь затем, чтобы взглянуть на это немного неправильное лицо со скептической складкой у губ.  Выражение его привлекало и в то же время пугало фон Ауэрсвальд своей необыкновенной для столь юного возраста презрительной усталостью.
Но те взгляды были столь мимолетны и кратковременны лишь днем. Ночами же, томимая бессонницей и раздирающей болью в груди, Луиза не отрывала тусклого взгляда от сомкнутых век девушки, скользяще изучала на расстоянии каждый изгиб тонко очерченного лица.
Что пугало дитя, что влекло с такой неотступной силой?.. Сила… Да, ее словно излучало лицо больной. Неоспоримую и властную, жесткую и манящую. И Луиза глядела, как завороженное, на то столь юное и одновременно столь взрослое лицо, пытаясь постичь его глубокую мрачную тайну. Девочке столь сильно мечталось приблизиться к ней, легко коснуться холодными пальцами обветренных губ, что лишь крайняя физическая слабость удерживала ее от этого необдуманного шага.
Той ночью она не спала снова. И снова все повторялось, словно в бесконечном круговороте. Правда, нынче незнакомка, кажется, горела не столь сильно, да и металась на постели меньше.
Белое утро, такое же белоснежное, как и стерильная отчужденность  больничной палаты. Снег, словно кокаин, рассыпался по земле белым порошком, небеса были покрыты волнистой лиловатой мглою.
Вот и проснулась соседка по палате, распахнула прекрасные, чуть замутненные повышенной температурой тела зеленые глаза с серебристым отливом. Склонилась с близко стоящей постели к лицу девочки, пристально и одновременно рассеянно вглядываясь в него.
Неожиданно.
Луиза вздрогнула и с детской неловкостью поспешно отерла прозрачные слезы с прозрачного лица, смутившись из-за того, что наконец заметили ее продолжительное любование.
- Простите меня, - слабым голосом пролепетало дитя. -  Я не желала обидеть, только одно позвольте сказать… Вы так красивы…
Девочка опустила взор, потерявшись окончательно, не подозревая, как созвучны были ее слова с печальными воспоминаниями незнакомки.

Могут ли плакать люди сильные, с непреклонными волей и стремлениями, каковой считала Луиза эту девушку?.. Оказывается, могут, если нечто родственное их состоянию на данный момент прикоснется к их душе.
Те, кто обладает сильным характером, обыкновенно живут разумом, во всяком случае, больше руководствуясь им, нежели сиюминутными ощущениями. Такова была, по-видимому, и незнакомка со столь очаровывающими своей меланхоличностью зелеными глазами. Но была ли она ослаблена болезнью, мучилась ли тоской, так ясно читавшейся на ее лице, или же действительно увидела в маленькой Луи нечто до боли знакомое, - она плакала. Так тихо, беззвучно, как плачут уже не дети, но еще и не взрослые люди в полной мере. Некая промежуточная стадия.
Девушка соскользнула со своего больничного ложа и опустилась на пол возле постели Луизы, закутавшись в одеяло.
"Она дрожит…"
Бережные прикосновения холодных пальцев, словно заботливой сестры. Сестра?.. Странно, но юная фон Ауэрсвальд действительно ощущала некую близость их душ, по крайней мере, теперь… Ей казалось, а, быть может, так было и на самом деле, что были для этой девушки столь же изламывающими и печальный снег за окном, и подобная последнему по ледяной белизне гнетущая обстановка больничной палаты, и тусклое раннее утро, и даже, возможно, тоска по родному дому и оставленным близким, если не навеки, то на время…
Луиза печально смотрела на девушку, пытаясь понять, истинны ли были ее домыслы. Пожалуй, что так, ибо на лице девушки читалось сейчас такое беспросветное одиночество…
Девочка протянула иссушенную чахоткой, тонкую, словно ветвь, руку к этому бледному лицу с узкими посиневшими губами. Робко коснулась, исполняя заветное мечтание, кончиками пальцев отирая соленую влагу.
И тихо, очень тихо произнесла, осторожно поглаживая шелковистые волосы:
- О, прошу, не плачьте… Я не стою ваших слез, а тоска, что прочно поселилась в этом месте и где, возможно, таятся души умерших по беспечному недосмотру врачей, передаваясь и нам, уйдет, когда мы покинем эту унылую обитель. О, конечно, она будет еще возвращаться, но если нам будет куда идти и ради чего жить, то мы не станем так мучиться в томительном бездействии, как теперь…
Луиза едва слышно вздохнула с недетскими думами о том, что ей едва ли есть куда идти и для чего пытаться продлить недолгое время оставшейся для нее жизни. Не было больше родного дома, близкого человека… И будет ли когда-нибудь?.. Она не знала ответа...

Отредактировано Luise von Auerswald (2013-02-02 09:00:48)

Причудливые предчувствия волновали душу Луизы. Прежняя жизнь была оставлена позади, наивная и постыдная, и в преддверии стояла новая, полная унылых и странных предчувствий. На душе девочки и так лежала непомерная тяжесть краткости срока пребывания ее в этом мире, а оторванная от родного города, пустого, но привычного окружения, она терялась и не знала, что ждет ее впереди, подозревая, впрочем, что будет это простая смерть в окружении врачей и прислуги. Да, вскоре завершится ее печальная сказочка, полая изнутри и с оболочкой, пусть отделанной дорогим шелком, но тонов отнюдь не радужных.
Исчезают ли воспоминания людей, или же и вправду оставляют за собой некий след?.. Луиза не ставила сейчас перед собою такого вопроса, временами не верила ни во что. Да, это дитя, кажущееся столь наивным и кротким, мгновениями, как теперь, сомневалось… Не иллюзорен ли мир, окружающий ее?.. Что, ежели он всего лишь пустая оболочка, размалеванные декорации, грубый фарс лжи?.. И, учитывая это, как возможно в нем эхо былых чувств и воспоминаний людей, даже если учесть, что последние есть источники истинной реальности?.. Впрочем, исходя из последнего, быть может, отражения эти и составляют мироздание.
Разумеется, эти идеи не были плодом мыслительной работы шестнадцатилетней девочки, а лишь несколько более изощренные выводы из прочитанной художественной литературы. Безусловно, идея эта обширно разрослась в различных философских трактатах, но их, к счастью для нее, девочка еще не читала.
Верила ли она в призраков?.. Потусторонняя реальность всегда неотвратимо влекла Луизу, возможно, именно потому, что она с каждым шагом приближалась к ней. Отражения иного мира, неприкаянные, мятущиеся души… Возможно, следует лишь разбить некую защитную оболочку, чтобы увидеть их?.. Но в людях слишком силен инстинкт сохранения сложившихся устоев…
Ах, сказки, легенды даже… Луиза знала их великое множество с самого детства, и хотя в положенный срок оставила их, в ее душе они оставили неизгладимый отпечаток…
- Вы знаете, мне кажется, призраки - это души людей, которые что-то недовершили в этом мире. Чаша добра или зла не переполнилась… Как знать, станем и мы такими, тенями бродя в какой-нибудь призрачной обители...

Отредактировано Luise von Auerswald (2013-02-06 09:45:50)